Авторизуйтесь Чтобы скачать свежий номер №31(2725) от 23.04.2024 Смотреть архивы


USD:
3.2515
EUR:
3.4633
RUB:
3.4844
Золото:
248.77
Серебро:
2.95
Платина:
97.22
Палладий:
105.06
Назад
Отрасли и рынки
30.08.2016 15 мин на чтение мин
Распечатать с изображениями Распечатать без изображений

Средства есть, — но лучше подождать

Проблемы развития экономики и, в частности, ситуация с инвестициями беспокоят не только правительство, но и бизнес-сообщество. О том, как предприниматели оценивают состояние и перспективы инвестиционных процессов в Беларуси, рассказывает учредитель и руководитель ЗАО «Белреализация» Михаил АНДРЕЕВ.

– Михаил Васильевич, чем, на ваш взгляд, объясняется спад объемов инвестиций в Беларуси в текущем году? Можно ли это считать неожиданностью?

– Нет. Инвестиционный спад – неизбежная реакция на рецессию. Какой смысл вкладывать деньги, когда падают объемы экспорта и выручки. Нет необходимости наращивать производственные мощности, если на основных рынках сбыта сокращается спрос.

К тому же неясно, каким путем пойдет курс властей: победят сторонники жесткой монетарной политики или их оппоненты. Сейчас, благодаря руководству Нацбанка, понятно, какой будет курс, к чему он привязан. Но сохранится ли такой подход? Деньги в экономике, как кровь, если ее мало – организм слабеет. Так что вряд ли кто-то сегодня всерьез решится на инвестиции. Я таких примеров не знаю.

Еще одна причина спада – по-прежнему дорогие кредиты. 27–30% – это все равно много. У нормальных компаний нет такой рентабельности, чтобы работать при подобных ставках. Добавим сюда вереницу «резонансных» уголовных дел. Когда крупный бизнес сажают, разве это может хорошо сказаться на инвестициях?

– Есть ли у частных компаний сегодня собственные средства и желание их вкладывать в какие-либо проекты?

– О том, что средства есть, свидетельствует рост нашего объема продаж. Но заметно, что у госпредприятий с деньгами стало гораздо хуже, все крупные компании закредитованы. Многие считают сегодня лучшей стратегией выживание, стараются не потерять ключевой персонал, сохранить свое место на рынке. Даже те, кто рассматривает варианты расширения, ждут «дна» в ценах, в т.ч. на оборудование, недвижимость, и правильно делают. «Дна» еще нет. Например, покупатели надеются, что метр жилья подешевеет с 800 до 600 USD.

Рынок сейчас очень слабый, условия диктуют те, у кого есть средства. Скажем, залоговая стоимость объекта – 1 млн. USD, но покупатель, не стесняясь, заявляет, что согласен заплатить лишь половину. И банки вынуждены рассматривать такие предложения.

Посмотрите, как меняются цены на коммерческую недвижимость. Люди заняли выжидательную позицию, они не видят, когда наступит отскок. Очевидно, что такая ситуация затянется, но никто не может сказать, насколько. Ясно лишь, что как раньше уже не будет, надо привыкать к новой реальности, новым ценам на ресурсы и все остальное.

Мы к этому долго шли. Большая часть экономики давно нежизнеспособна (машиностроение, станкостроение, сельское хозяйство). В ряде отраслей жизнь поддерживалась только директивным кредитованием. Если бы мы, как раньше, зарабатывали на «растворителях» и калии, то эта история могла бы длиться вечно. Хорошо, что это закончилось, т.к. заработанные средства были вложены в предприятия заведомо бесперспективные. От кризиса в России есть хотя бы такая польза, что он заставляет промышленников увидеть другие рынки.

– По данным Нацбанка, население держит на своих счетах значительные средства. Вероятно, немалые «заначки» припрятаны и дома «в чулках». Есть ли возможность вовлечь эти деньги в экономику?

– Если Нацбанк сделает доллар по 3 рубля, мы сразу увидим все заначки, страсть к коллекционированию телевизоров и холодильников. То, что можно было вовлечь, лежит в депозитах. А для всего остального нужны условия. Скажем, если цены на квартиры упадут, их станут покупать.

Остается недееспособным фондовый рынок. Мало кто рискнет покупать акции, поскольку никто не может гарантировать по ним доход, тем более что финансовое состояние предприятий и так неважное, а может, еще больше ухудшится. Здравый смысл таких инвестиций невозможно объяснить. Не развиты финансовые институты, которым можно было бы доверить деньги для инвестиций за рубежом. Из дела Япринцевых мы узнали, к чему могут привести такие попытки, в т.ч. какие-то операции на Форексе. Не представляю, каким структурам в республике можно сегодня доверить управление личными финансами.

– Реально ли в настоящее время провести приватизацию малых и средних госпредприятий?

– Конечно, это всегда было возможно, но не хватало политической воли. Продать можно все, даже самые убыточные предприятия, – вопрос в цене. Но госпредприятиям с плохими балансами и большими долгами нужен какой-то другой механизм. Вероятно, тут надо говорить не о приватизации, а о процедурах банкротства, чтобы освободить их от обязательств. После этого можно вести речь о продаже активов.

У нас какой-то странный подход к приватизации. Те, кто довел предприятие до убытков, поучают, что нужно с ним делать дальше: сохранить профиль, рабочие места, построить детский садик, погасить долги и т.п. Ни одному инвестору не нужно рассказывать про «хвост» обязательств, т.к. это проблема бывшего руководства. Предприятия нужно чистить от долгов банкротством, а потом разбираться со стоимостью активов.

Отдельная проблема здесь – гарантии прав собственности. Для меня прозвучало кощунственно заявление К.Рудого о том, что на территории «Великого камня» надо создать особые условия – гарантировать право частной собственности, ввести английское право. Это совершенно неуважительная позиция по отношению к населению страны. Получается, что иностранцам такие гарантии даются, а мы такие «туземцы», которым это не полагается. Почему у нас нет реальной защиты права собственности, в т.ч. на землю? Сплошь и рядом примеры, когда у людей, заплативших за приватизацию земельного участка, его изымают письмом «для нужд города». Но в цивилизованной стране, если участок подпадает в зону строительства, застройщик должен договариваться с владельцем о продаже или аренде земли. У нас же просто забирают, как, например, в Лебяжьем в Минске. А если земельный участок не приватизирован, то у пользователя вообще нет никаких прав. Если бы прекратились инциденты с изъятиями земли, недвижимости, акций, тогда бы интерес к приватизация вернулся.

– Часто можно услышать, что госпредприятия, находящиеся в тяжелом финансовом положении, можно спасти – нужны санация, улучшение корпоративного управления. А потом и инвесторы заинтересуются. Реален ли такой рецепт? Ведь для санации тоже нужны определенные средства?

– Санация у нас обычно предшествует ликвидации. Обрезаются все социальные обязательства, дается защита от уплаты процентов по кредитам, расчетов с кредиторами. Но много ли случаев возврата после этого к нормальной хозяйственной деятельности? Хорошо, если один из ста. Так что санация подходит далеко не всем. Многих губят инициируемые государством реорганизации, присоединение убыточных предприятий. У меня много клиентов-госкомпаний, которые плачут от таких мероприятий.

Скажем, было нормальное, здоровое ПМК, а рядом разваливалось другое. Его вместо того, чтобы банкротить, присоединяют к первому. В результате оказалось, что долги вдвое больше заявленных, и здоровое предприятие начало потихоньку тонуть. Никакого экономического эффекта от присоединенных активов нет, а есть дополнительная нагрузка, в т.ч. налоговая. Если избавить предприятия от подобных экспериментов, то и от санации будет польза. Но кто так станет делать? У нас ведь, наоборот, больной колхоз стараются прилепить к здоровому.

– В белорусском законодательстве существует ряд мер по стимулированию инвестиций, включая налоговые, таможенные и иные льготы (например, Декрет № 6). Способны ли такие меры завлечь внутренних и внешних инвесторов?

– Никогда не мог понять смысл этого документа. У меня такое чувство, что его приняли в интересах нескольких крупных предприятий, чтобы помочь им обновить автопарк. Имея отечественного производителя – МАЗ, – мы разрешили беспошлинно завозить широкий спектр аналогичных автомобилей. Например, одна крупная транспортно-экспедиционная компания, пользуясь льготами по Декрету № 6, ввезла 140 автомобилей, не растамаживая. Таких случаев много, и с ввезенными машинами то и дело возникают конфликты. Их иногда арестовывают судебные исполнители, но никто не может продать эти автомобили: в течение 5 лет их нельзя снять с учета, они не находятся в свободном обращении, нужна уплата таможенных пошлин, которые бы многократно превысили их стоимость. Так и стоят по стране, в огородах.

Ничто так не может стимулировать бизнес, как гарантии частной собственности, в т.ч. на землю.

– В какой мере могут решить проблему «инвестиционного голода» китайские кредиты, о которых так много говорят в правительстве?

– Ни в какой. Все эти кредиты связанные – польза от них только китайским производителям. Часто по этим кредитам завозится оборудование низкого качества. Яркий пример – крупный отечественный производитель стройматериалов, который разделили на 2 предприятия: старое закрыли, на новом установили китайскую линию, которая ежемесячно выходит из строя. Ее постоянно налаживают-переналаживают, а она опять ломается. Такие же проблемы на гидроэлектростанциях. Нашим специалистам надо ехать в КНР и контролировать качество поставляемого оборудования, чтобы была возможность от него отказаться. А то его привозят и потом не могут полгода-год настроить и запустить. Должен быть инструмент возврата средств либо снижения процентной ставки.

– Какие сферы деятельности, на ваш взгляд, могут быть сегодня привлекательными для частных инвесторов в Беларуси – с точки зрения баланса рисков и доходности?

– Я бы развивал крупные логистические центры. Россия ведь когда-нибудь вернется к прежнему уровню потребления, поэтому перспективны все виды перевозок.

Наверное, можно инвестировать в ломбарды и микрофинансовые организации. Они должны помогать людям, оказавшимся в трудном положении. Заложить ценности в ломбарде или взять микрозайм – не лучший вариант, но хоть какой-то выход. Еще можно развивать услуги: ремонт одежды, обуви, автомобилей.

Сегодня в республике выпускается мало достойной продукции. Сейчас мы утратили преимущества «сборочного цеха», которым были во времена СССР. Проект сборки китайских автомобилей – это какая-то истерика от безысходности. В мире есть 30–40 достойных марок автомобилей, а мы увлеклись одной из самых малоизвестных. Почему мы не собираем телевизоры Samsung, холодильники Indesit на совместных предприятиях? В России уже производятся бытовая техника, легковые и грузовые автомобили известных брендов.

– Как вы относитесь к тезису о стимулировании инвестиций и экономического роста путем смягчения денежно-кредитной политики (снижения ставок, денежной эмиссии и т.п.)?

– В последнее время кажется, что у нас не осталось другого инструмента, кроме девальвации, чтобы увеличить скорость оборота денег, разгрузить склады, напитать средствами торговлю. Очередные крупные заимствования вряд ли помогут – они все уходят на погашение старых долгов. Снижение ставок – это хорошо, но пока они недостаточно низкие для легального бизнеса. Адекватная ставка – это 12–14% годовых, но если она достигает 27%, то работать нужно с рентабельностью 60%. В крупном производстве это нереально. Ведь сегодня произвести не так уж сложно, гораздо труднее выгодно реализовать.

Наша основная проблема – заведомо убыточные производства, которые надо банкротить и продавать. Вместо этого мы пытаемся сохранить их жизнь. Их приходится отапливать, освещать, охранять, убирать, закупать материалы, чтобы чем-то занять персонал. Все это слишком дорого, а таких ресурсов, как, например, в Саудовской Аравии, у нас нет. Дешевле закрыть подобные предприятия и выплачивать уволенным работникам нормальное пособие по безработице, скажем 200–300 рублей, чтобы обеспечить им определенную степень защиты.

У госорганизаций утрачено понятие ценности ресурсов. Во многом потому, что они кредитуются не на общих условиях. Посмотрите – трактора и комбайны раздают по разным госпрограммам колхозам, а они им не нужны. Мы с судебными исполнителями изымаем эту технику, нам говорят: ничего, нам новую дадут. Так и будет, и за нее они тоже не заплатят.

Скажем, Банк развития занимается кредитованием таких «утопленников». И я боюсь, что скоро он сам превратится в самый крупный проблемный актив. Вместе с удачными проектами он «всасывает» в себя много «токсичных» активов. Мне как-то довелось ознакомиться с залогами, которые перешли ему от Белагропромбанка. Оказалось, что среди них до сих пор имеются объекты недвижимости без надлежащих документов. Иные в сельхозорганизациях вообще числятся как набор стройматериалов. К сожалению, проблемные активы госбанков, рост которых сейчас фиксируется, были всегда. Просто сейчас их признали таковыми. И это лишь часть факторов, мешающих инвестиционным процессам.

Беседовала Оксана КУЗНЕЦОВА

Распечатать с изображениями Распечатать без изображений
Разместить рекламу на neg.by