Авторизуйтесь Чтобы скачать свежий номер №24(2718) от 29.03.2024 Смотреть архивы


USD:
3.2498
EUR:
3.5019
RUB:
3.5223
Золото:
229.1
Серебро:
2.56
Платина:
93.62
Палладий:
101.66
Назад
Распечатать с изображениями Распечатать без изображений

9 из 10 дел о банкротстве – «благотворительные». Антикризисные управляющие на них ничего не зарабатывают

Дмитрий Федорако

Продолжаем цикл материалов, в ходе которого эксперты по банкротству дадут свои комментарии по некоторым положениям Закона о банкротстве (от 2013 г.) и двум проектам закона (от 2016 и 2018 гг.). Свое мнение представляют юристы  Адвокатского бюро «Лев, Шерстнёв и партнёры».

 

Процедура назначения управляющих

Дмитрий Федорако:

– Департамент по санации и бан­кротству Мин­экономики предложил уйти от субъективных, по его мнению, механизмов при выборе управляющих и назначать их через элек­тронный ресурс. Плохо это или хорошо?

Закон о банкротстве – это фактически целый кодекс, содержащий как процессуальные моменты бан­кротства, так и его материально-правовое регулирование, включая механизм выбора антикризисного управляющего…

По действующему законодательству, несмотря на то, что только после открытия конкурсного производства конкурсные кредиторы наделяются процессуальными правами и обязанностями, кандидатура анти­кризисного управляющего (АУ) определяется судом при возбуждении производства по делу о банкротстве. В судебном заседании при этом нередко присутствуют кредиторы, высказывающие свое непроцессуальное мнение о кандидатуре АУ.

Камнем преткновения здесь является норма, по которой АУ предлагаются должником или иным заявителем, и судья на свое усмотрение выбирает именно из этих трех кандидатур, а не из тех, кто предложен собранием кредиторов, т.к. его еще нет. И гложут кредиторов сом­нения, что АУ может оказаться слиш­ком ангажированным, будет действовать только в интересах одного из них, не станет он «выкладываться» на 100%.

То есть вопрос этот в большей мере все же психологический. Да, в случае чего, можно освободить от исполнения обязанностей АУ (к примеру, он скрыл активы должника, что-то недораскрыл, пару квартир «не заметил» и пр.). И все же… Уход от субъективных механизмов при выборе управляющих и назначение их через элек­тронный ресурс, как нам кажется, будет сглаживать психологическое про­тивостояние должника и кредитора.

Другой вопрос – рейтинговая оце­н­ка деятельности управляющих, из которых система будет делать выборку. У нас вопрос больше именно к этому. Пока рейтинги АУ учитывают среднее количество дел в производстве и завершенных, процент удов­летворения требований кредиторов, среднюю стоимость выявленного и взысканного имущества, но никак не сложность дел, по которым они работали, и тем более, не «возврат», к примеру, санируемых  предприятий в русло экономически здоровых организаций.

Денис ШерстневДенис Шерстнев:

– Если проще: субъективный подход к выбору АУ предлагается заменить случайным выбором, не зависящим от воли долж­ника и кредиторов, пусть и с учетом рейтинга АУ.

 

Оплата труда управляющих

Дмитрий Федорако:

– С этим тоже все неоднозначно.

Да, согласно сегодняшней практике выплаты антикризисному управляющему должен осуществлять долж­ник. Но хорошо, когда у него на счете что-то есть или в наличии имущество. А когда нет?

У нас были примеры, когда АУ в рамках привлечения к субсидиарной ответственности «насчитывал» себе по одной базовой за каждый день работы на предприятии, где на балансе не было ни гвоздя, ни ручки, пытаясь взыскать свое вознаграждение с субсидиарного должника через суд. За полтора года сумма набралась порядка 6 тыс. рублей потенциального гонорара. Но получит он – в рамках той же сложившейся практики – символические пять базовых величин к концу дела из бюджета.

Это положение дел называют сегодня «социальной нагрузкой». И таких «благотворительных» дел у него обычно девять из десяти. То есть девять «мертвых» дел и одно «живое», в котором он может претендовать, помимо установленного минимального вознаграждения из расчета одной базовой величины за каждый календарный день работы, также на дополнительное ежеквартальное воз­награждение и дополнительное вознаграждение по итогам дела.

Денис Шерстнев:

– И подобная практика – хорошее наглядное свидетельство: хоть АУ и жалуются, но работают. И если работают, значит, не все так плохо у них.

Побочное явление здесь (в случае отсутствия средств у должника на выплату гонорара АУ) – желание АУ максимально быстро закрыть ликвидационное производство, что не есть хорошо, поскольку в этом случае увеличивается риск ошибок и формального подхода.

По мнению адвоката Минской областной коллегии адвокатов Галины Дребезовой, законопроект содержит ряд норм, которые могут положительно повлиять на процедуру банкротства. К таковым, к примеру, можно отнести положения, регулирующие порядок оценки и реализации имущества должника; положения, устанавливающие содержание планов санации и ликвидации должника, и некоторые другие. Но в целом проект не позволит достичь основной цели – оздоровления экономики страны. И связывает это Галина Дребезова в большей мере не с проектом самого Закона, а с ролью Регулятора в деле о банкротстве.

Исходя из международной практики, Регулятор контролирует действие законодательства о банкротстве и представляет соответствующие рекомендации правительству. Ведь при проведении процедур банкротства можно достигнуть успеха не только путем изменения законодательства. Необходимо сделать процедуру банкротства максимально прозрачной и открытой. Управляющие дол­жны создать все условия, чтобы каждый кредитор, даже мелкий, с сотыми долями в общей массе требований кредиторов, мог получать максимально полную и достоверную ин­формацию о том, что происходило и происходит на предприятии.

Это первое, и не самое трудное. И обеспечить такую прозрачность – в компетенции Регулятора. Но увы, у нас  ничего подобного пока нет. Как нет и четких рекомендаций и в части проведения анализа хозяйственной деятельности должника. А нет анализа – нет достоверной ин­формации о причинах банкротства.

К сожалению, если проанализировать основную массу документов, подготовленных управляющими, объ­ективную (и субъективную) причину экономической несостоятельности мы не увидим. Решить эту проблему может (и мог дав­ным-­давно) государственный орган регулирования банкротства, адаптировав международное законодательство о банкротстве к белорусским реа­лиям. У нас роль такого Регулятора возложена на Департамент по санации и банкротству Минэкономики.

Галина Дребезова считает, что этот госорган пока не предпринял необходимых мер для обеспечения открытости и прозрачности дел о банкротстве. Согласно данным ис­следования Dоing Business, за последний отчетный период Беларусь занимает только 72 место в рейтинге разрешения неплатежеспособности; срок проведения процедуры – пол­тора года, а стоимость (процент от цены активов) – 17%. Для сравнения: стоимость банкротства в странах Европы и Центральной Азии – 13,2%.

«Изобретать велосипед» здесь не надо. Все уже давно создано, и понять это можно, сравнив международное право в области экономической несостоятельности с белорусским.

К примеру, с нормами Комиссии Организации Объединенных Наций по праву международной торговли, которая два раза в год проводит сессии по законодательству о несо­стоятельности. Другими словами, ООН уже разработала все необходимые правила и процедуры банкротства, а мы, являясь членом этой организации, до сих пор не адаптировали их под себя.

В конце концов, есть Международная Ассоциация регуляторов по экономической несостоятельности, где разработаны нормы и рекомендации непосредственно для самих регуляторов. Но в эту организацию наша страна, к сожалению, не входит.

Есть вопросы и к процедуре взаимодействия представителей государства (возможно, имеющих отношение разработке законопроекта или очень активно его поддерживающих) с бизнес-сообществом. Когда же дело дошло до обсуждения будущего нормативного акта под эгидой БНПА, где один из региональных управляющих не согласился с некоторыми положениями законопроекта, от должностных лиц Регулятора поступило предложение направить его на переаттестацию. Это же просто неприкрытая угроза!

Сегодня эксперты говорят, что планируется оставить на рынке услуг по оздоровлению предприятий–банкротов только 30–40 игроков. А с жалобами на управляющих будет разбираться создаваемая Палата управляющих. То есть принимать претензии к самим себе и рассматривать их. Это выглядит странно и неоднозначно.

Вообще же, согласно законопроекту, к компетенции Палаты предлагается отнести методическое руководство и координацию действий управляющих при проведении процедур экономической несостоятельности, разработку правил профессиональной деятельности, содействие единообразному применению правил оформления управляющим документов в производстве о банкротстве и многое другое. Звучит вроде неплохо. Но на деле создание Палаты с предоставлением ей вышеперечисленных полномочий влечет за собой увеличение коррупционных рисков при проведении процедур банкротства, а также рост расходов на проведение процедур для всех участников процесса, как должника, так и кредитора.

Еще один острый вопрос – опреде­ление уровня квалификации анти­кризисного управляющего на основе официального рейтинга.

Да, на рейтинги управляющих кто-то обращает внимание. Но на каких делах управляющие с высоким рейтингом заработали его?

Как правило, у многих сплошь – ликвидация (ликвидируемые долж­ники) и прак­тически нет дел с оздоровлением предприятий-банкротов. Но провести дело с санацией, то есть восстановить платежеспособность бизнеса, и провести ликвидацию — это совершенно разные вещи. Их даже сравнивать нельзя – как уборку улицы веником и машиной. В нашем случае один подметает, другой загорает на Ибице. И вот второму за загар дают рейтинг. Один спасает собственника и ликвидирует пред­приятие, а второй спасает рабочие места, людей и восстанавливает деятельность пред­приятия, после чего оно не только не умирает, но и начинает рассчитываться по долгам, налоги идут в бюджет, люди получают зарплату и содержат семьи.

Вот на что должен обращать внимание регулятор, за что должен присуждать рейтинги, если уж они для него имеют ценность.

Сейчас только 130 предприятий находятся в процедуре санации. Из них абсолютное большинство – бывшие колхозы. Нетрудно догадаться, что восстановление их платежеспособности под большим вопросом.

Распечатать с изображениями Распечатать без изображений