ТУЧКА ЗОЛОТАЯ
Качество нынешней модели административного управления экономикой наглядно характеризуется сегодня слабостью белорусского рубля и всей денежно-кредитной политики. О причинах и последствиях этого явления рассуждает доктор экономических наук, профессор Иван ЛЕМЕШЕВСКИЙ.Качество нынешней модели административного управления экономикой наглядно характеризуется сегодня слабостью белорусского рубля и всей денежно-кредитной политики. О причинах и последствиях этого явления рассуждает доктор экономических наук, профессор Иван ЛЕМЕШЕВСКИЙ.
Разумеется, денежно-кредитное хозяйство страны — вещь сложная и во многом непредсказуемая. Но мировой опыт свидетельствует о том, что денежная сфера вполне управляема, способна выступить в роли стабилизатора всей национальной экономики. При этом любой серьезный кризис в данной сфере выступает могильщиком культивируемой в стране модели хозяйствования. Истории известны факты, когда для успокоения народных масс приходилось на городской площади при всеобщем обозрении ломать печатный станок, изгоняя при этом из страны «денежных целителей».
Современные деньги по своей природе — кредитные, отражающие степень доверия к их эмитенту. Есть «кредо» (доверие) — есть хождение денег. Если нет — в ход идут иные валюты, бартер, нарастают и инфляционные ожидания. Не случайно правила цивилизованного ведения денежного хозяйства прописаны в Бюджетном, Банковском, Инвестиционном и Налоговом кодексах. Осталось лишь строго их соблюдать. Но девальвация, гиперинфляция и долларизация белорусской экономики отражают низкую покупательную способность местного рубля, оказавшегося необеспеченным «зайцем».
Сейчас важно установить содержание двух взаимосвязанных процессов. Первое — это в какой мере провал белорусского рубля обусловлен несоблюдением макроэкономических законов, проще говоря — нарастанием внутренних рисков. Второе — в какой степени сказалось негативное воздействие нереформированной экономики. Может ли вообще трансформационная экономика уживаться с денежной дисциплиной или это неизбежная детская болезнь роста?
Самое время обратиться к опыту наших соседей. Например, в Литве в 1993 г. при изъятии из обращения рубля и формировании суверенного денежного хозяйства был заложен принцип «валютного комитета». Упрощенно это означало, что денежная эмиссия центрального банка страны должна быть полностью по соответствующему курсу обеспечена золотовалютными резервами. В таких условиях главный банк страны, он же советник правительства, был в состоянии выкупить за СКВ в любой момент свои «денежные расписки». Тогда между литом и валютным резервом была установлена исходная курсовая пропорция — 4 лита за 1 USD.
Позже в валютную корзину был допущен евро. Но главное: спустя 18 лет литовская национальная валюта не утратила, а даже заметно укрепила свои позиции. При всех нынешних экономических проблемах там держится обменный курс 2,5 лита/USD. Это одновременно отражает повышение на общеевропейском фоне жизненного уровня литовцев и делает для них доступным окружающий мир. Нечто подобное происходит и с польским злотым, обменный курс которого за 10 лет изменился с 4 PLN/USD до 3,25 PLN/USD.
У нас же на старте в 1991 г. белорусский рубль был приравнен к 10 советским, что тогда равнялось примерно 1,6 USD. С учетом прошедших деноминаций (1995 г., 2000 г.) получается, что на сегодня национальная валюта упала относительно доллара США примерно в 30 млн. раз. И это, скорее всего, еще не предел.
Причина — в разной денежной культуре, в разном отношении к национальным деньгам и суверенитету страны. Нужно ли удивляться тому, что любое очередное ослабление белорусского рубля тут же реанимирует слухи о переходе на «московские» деньги»?
Все дело в том, что наш денежный порядок существенно отличается от соседнего. Литва, скажем, наводняется долларами и евро за счет зарубежных заработков, экспорта товаров и услуг, иностранных инвестиций. Это ведет к повышению курса национальной валюты (что создает особые затруднения, но нам бы их проблемы), укрепляет банковскую систему страны. В Беларуси всегда высокими темпами прирастала денежная база Национального банка (по сути — объем расписок денежной власти), что отражает сложившуюся практику рефинансирования банковской системы.
Если на начало 2000 г. денежная база Нацбанка составляла 179 млрд. Br, 2005 г. — 2394 млрд., то на начало 2008 г. — 6896 млрд. Поскольку белорусский рубль практически не выполняет функцию средства международных расчетов, то движение денег Нацбанка неизбежно ограничивается лишь банковской системой страны. При этом денежная база Нацбанка длительное время лишена адекватного долларового покрытия (см. таблицу).
Уточним, что рублевая денежная база Нацбанка — это сумма наличных денег в обороте + обязательные и избыточные резервы в белорусских рублях. Брать в проводимых расчетах денежный агрегат М2 не корректно, т.к. Нацбанк не несет «валютной» ответственности за депозиты физических и юридических лиц. Это результат так называемого «жиро-оборота», в процессе которого в активах формируется кредитный портфель коммерческих банков.
При определении валютной базы Нацбанка весьма спорно принимать в расчет т.н. чистые иностранные активы (ЧИА). Дело в том, что иностранные активы Нацбанка по принятой методологии могут включать выданные кредиты в валюте, приобретенные ценные бумаги нерезидентов и т.п. Есть и другие ограничения такого же рода.
Поэтому в центре внимания оказываются валовые международные резервные активы (МРА) в определении МВФ, т.е. тот запас, который может быть оперативно использован для проведения интервенций на валютных рынках в целях стабилизации белорусского рубля. Но здесь учитываются и «чужие деньги», или полученные кредиты, займы и др. Поэтому, отбросив внешний госдолг правительства и Нацбанка, есть резон определить суверенные золотовалютные резервы, абстрагируясь от их структуры.
Конечный результат виден из представленной выше таблицы. Он — отрицательный. Как говорится, «ночевала тучка золотая на краю утеса-великана».
Мои бывшие студенты, работающие теперь в банковской системе, могут возразить, что внешний государственный долг на 90% — это долг правительства, а не Нацбанка. Это действительно так. Но имеются и другие важные уточнения.
Во-первых, правительство набирало внешние долги, создавая условия для стабилизации обменного курса белорусского рубля, а не для бюджета. И к оценке правомерности таких финансовых действий мы намерены вернуться позже. Во-вторых, определяя суверенные валютные резервы Нацбанка, для начала следует из валовых МРА вычесть валютные депозиты правительства, белорусских банков и нерезидентов, размещенные в Нацбанке, и прочие подобные заимствования. На 1.01.2011 г. ЧИА Нацбанка составили 3480 млн. USD, а чистые внутренние требования в СКВ — минус 4280 млн. USD. Обязательства перед правительством составили 4843 млн. USD, требования к банкам — 639 млн., но избыточные валютные резервы коммерческих банков в Нацбанке достигли 3760 млн. USD.
В общем, опять образуется большой валютный минус. При обменном курсе в 3000 Br/USD, если следовать правилам «валютного комитета», Нацбанк был обязан для покрытия требований по собственным деньгам иметь суверенные валютные резервы СКВ примерно в 4 млрд. USD. То есть общий валютный дефицит центрального банка страны составил 8–10 млрд. USD.
Ситуацию косвенно ухудшает отрицательное значение чистых иностранных активов белорусских банков (–4247 млн. USD на начало 2011 г.), тогда как кредиты нерезидентов достигали 5732 млн. USD. При положительном значении чистых требований к Нацбанку (3,1 млрд. USD) валютные депозиты других секторов составили 7373 млн. USD. Добавим к этому внешний долг реального сектора экономики (10 033 млн. USD) и рекордное отрицательное сальдо счета текущих операций платежного баланса за 2010 г. (–8493 млн. USD). Ясно, что при таком «обложении» валютными проблемами удерживать обменный курс можно было лишь временно, подчиняясь политическому циклу.
Не случайно в белорусских условиях высокими темпами проходит долларизация экономики, когда слабая национальная валюта вытесняется из экономического оборота, а поэтому становится еще слабее. Примерно 70–80% срочных депозитов населения и юридических лиц были сформированы в СКВ, в евро фиксируется норматив минимального уставного фонда банков, до недавнего времени широко практиковалось кредитование населения и предприятий в валюте. Еще недавно белорусские банки уставные фонды и собственный капитал также предпочитали сохранять в СКВ. Из-за слабости белорусского рубля долларовый эквивалент использовался и продолжает применяться хозяйствующими субъектами при формировании цен, планировании и реализации инвестпроектов, согласовании зарплаты (причем последнее не только поощрялось, но и буквально насаждалось государством). По сути дела в белорусской экономике сформировались два сектора и два денежных потока — долларовый и рублевый. Поэтому неудивительно, что девальвация в Беларуси сопровождается столь сильной инфляцией.
Среди благих намерений, которыми, как известно, вымощена дорога в ад, в последние годы было немало лозунгов и концепций, использованных при формировании прежней денежной политики. Но такой псевдомонетаризм весьма опасен. Главная проблема состоит в том, что отказ от цивилизованных правил ведения денежного хозяйства был сделан в угоду потребностям нереформированной экономики. Национальный банк превратился во второй Совмин со своим мощным «кредитным бюджетом», обслуживая систему квазибюджетного финансирования. Но оказалось, что деньги неэффективно работают в руках иждивенцев.
