28.08.2015 21 мин на чтение мин

Печали и радости плавной девальвации©

Девальвационный сценарий развития белорусской экономики выглядит неизбежным. Кажется, белорусскому рублю предопределено колебаться вслед за российским, который, в свою очередь, целиком зависит от мировых цен на нефть. Разовые и постепенные падения курса происходили у нас и раньше. Каждый раз находились обоснования и звучали заверения, что все идет на пользу отечественной экономике. Но чем чаще случаются подобные перепады, тем меньше видны их выгоды.

Объяснения происходящего так упорно сводятся к внешним факторам, что впору поверить, что от самих белорусов в нашей экономике мало что зависит. Глобальная тенденция к укреплению доллара, которая долго созревала, настигла развивающиеся рынки, и валюты многих стран, относимых к еmerging markets, слабеют. Беларусь оказалась особенно уязвимой как в силу зависимости от спроса на нашу продукцию на российском рынке, так и из-за слишком высокой доли нефти и нефтепродуктов в экспорте в целом (см. график на с. 3). Стагнация экономики РФ и девальвация российского рубля влекут потери отечественных экспортеров как по количеству, так и по ценам. По данным Белстата, уменьшение стоимостного объема экспорта и импорта товаров в I полугодии т.г. обусловлено падением средних цен экспортируемых и импортируемых товаров по сравнению с январем–июнем 2014 г. на 27,8% и 16,7% соответственно. В то же время товарная масса экспорта увеличилась на 2,1%, импорта — снизилась на 9,6%. Падение объемов экспорта на 1/4 само по себе весомое обстоятельство для ослабления национальной валюты, несмотря на то что импорт снижается еще больше.

В I полугодии 2015 г. степень товарной концентрации экспорта снизилась до среднего уровня (с 1536 до 1302), а географическая концентрация — с 1935 до 1706. Однако это произошло лишь за счет уменьшения доли минерального топлива, нефти и продуктов их перегонки в общем объеме поставок за рубеж и сокращения экспорта в РФ.

В прошлые годы девальвация давала быстрый и довольно сильный толчок для увеличения конкурентоспособности отечественных товаров на внешних рынках. Однако теперь на евразийском пространстве началась полоса состязания валют, «кто слабее». Субъекты хозяйствования сталкиваются в своей внешнеторговой деятельности с повышенными валютными рисками, избежать которых удается лишь с помощью мультивалютных оговорок или прямого установления цен в долларах или евро. Тем не менее 25 августа на очередном заседании коллегии ЕЭК рассматривался вопрос о подготовке проекта Соглашения о согласованных подходах к регулированию валютных правоотношений и принятии мер либерализации, а на совещании руководителей министерств экономики, финансов и центральных банков государств — членов ЕАЭС прозвучал призыв интенсифицировать взаимные расчеты в союзе в национальных валютах.

БЕЛОРУССКИМ властям всегда казалось, что продажа на Запад выработанных из российской нефти нефтепродуктов обеспечивает страну ресурсами для поддержания нашей уникальной социально-экономической модели. Сегодня за эту иллюзию приходится расплачиваться. Белорусский рубль оказался в одном ряду с валютами стран, наиболее зависимых от экспорта нефти, — таких как Россия, Казахстан, Нигерия или Венесуэла. Конечно, Норвегия, Саудовская Аравия и другие страны Персидского залива тоже пострадали, но в гораздо меньшей степени благодаря накопленным резервам. Стоили ли того усилия, затраченные на модернизацию НПЗ и ежегодное выбивание в Кремле максимально возможных объемов российской нефти?

Интересно, что изменение курса белорусского рубля в августе воспринимается как плавная девальвация, хотя курс всего за 1,5 недели вырос на 11,5%. С точки зрения западных аналитиков, это полноценный обвал, однако по сравнению с 20–30–100-процентными девальвациями в прошлые годы нам это кажется плавным ослаблением. В любом случае особой пользы для экономики это не принесет — с учетом разнонаправленной динамики курсов евро, доллара и российского рубля, составляющих сегодня валютную корзину.

Прежде всего, августовские события — это верный сигнал для населения и бизнеса о весьма сомнительных перспективах обещанной стабильности национальной валюты. Поэтому все субъекты по мере сил принимают меры по смягчению нынешних и будущих потерь.

Теоретически девальвация улучшает конкурентоспособность отечественного экспорта и оказывает негативное влияние на импорт. Однако в нынешних условиях положительный эффект для экспортеров будет минимальным. Успеет ли он компенсировать сокращение внутреннего спроса в реальном выражении, высокие инфляционные ожидания и ухудшение финансового положения предприятий, отягощенных долгами? Просчитать эти последствия никто даже не пытается.

Из-за ослабления рубля и низкой рентабельности угроза убыточности уже стала реальной для всех предприятий промышленности, серьезно зависящих от импорта. Сегодня не приходится винить в девальвации граждан, бросившихся скупать иностранные товары: по итогам I полугодия т.г. потребительский импорт сократился на 8,4% по сравнению с январем–июнем 2014 г., а по непродовольственным товарам — на 26,4%. К сожалению, такая экономия не компенсировала сокращение экспорта, а по ряду позиций доля зарубежных товаров по-прежнему велика. К примеру, на долю импортных машин, оборудования, транспортных средств в т.г. приходится 66,6% инвестиций, вложенных в активную часть основных средств, а в затратах на сырье, материалы, покупные комплектующие изделия и полуфабрикаты доля импорта составляла в I квартале т.г. 45,1%. Удорожание импортной составляющей в рублях и рост стоимости заимствований постоянно будут подталкивать производителей к повышению цен. Бороться с этим явлением власти традиционно станут административным мерами.

Выигравшие

и проигравшие

Конечно, для стимулирования активности некоторых отечественных экспортеров ослабление белорусского рубля очень важно. Однако объемы экспорта в РФ падают, местные производители стремятся закрыть рынок своими силами с помощью господдержки. Поэтому белорусский экспорт оказывается слабо эластичным к изменению реального курса рубля, если он не будет падать достаточно быстро, прежде всего, к российской валюте. Но в таком состязании рублей «кто упадет больше относительно доллара» выигрывает только инфляция, которая в наших странах уже сравнялась. В любом случае в нынешних условиях рост экспорта инвестиционных и потребительских товаров не сможет компенсировать падение топливного экспорта.

С одной стороны, ослабление рубля может позитивно повлиять на текущие темпы роста выпуска потребительских и промежуточных товаров. С другой стороны, оно может ослабить темпы роста инвестиций в основной капитал и модернизации производства. Это необходимо учитывать при выработке мер экономической политики.

Кроме того, ряд отраслей белорусской промышленности обладают сегодня столь низкой конкурентоспособностью по сравнению с компаниями из Китая и других стран Юго-Восточной Азии, а в ряде случаев — из России, что никаким плавным или разовым ослаблением рубля дело не поправишь. Это, прежде всего, касается легкой и электронной промышленности, станкостроения. В меньшей степени этот фактор затрагивает автомобилестроение и производство сельхозтехники, которые пока страдают в основном из-за общего падения спроса в РФ.

В 2012 г. эффект девальвации проявился в белорусской экономике достаточно быстро и продержался относительно долго (более 2 лет) благодаря благоприятной конъюнктуре рынка РФ. Сейчас этого фактора нет, и мы пытаемся компенсировать его, осваивая рынки дальнего зарубежья. К сожалению, защитить отечественных производителей от международной конкуренции с помощью средств курсовой политики для товаров с широкой географической диверсификацией производства весьма сложно. Особенно это проблемно сделать, когда валюты многих развивающихся стран вольно или невольно сами оказались под угрозой девальвации. Между тем, диверсификация экспорта — процесс достаточно долгий. Мы уже успели в этом убедиться: если темпы роста поставок в отдельные страны увеличились в разы, то их объем в абсолютных величинах остается мизерным и никак не компенсирует потери в России и Украине.

Отметим также, что результат воздействия валютной политики может существенно запоздать (см. график на с. 3). Период между моментом девальвации и началом экономического роста может составлять от нескольких месяцев до 1,5–2,5 лет в зависимости от наличия свободных производственных мощностей, рабочей силы, низкого базового уровня выпуска и конъюнктуры внешних рынков.

Таким образом, плюсы и минусы от девальвации не определены. Но и тратить скудные золотовалютные резервы на поддержание стабильного курса рубля — занятие безнадежное.

Главными жертвами затяжной девальвации окажутся многие предприятия реального сектора, которые не смогут в условиях кредитного сжатия без господдержки покрыть внешние и внутренние долги, не говоря уже о модернизации производства и внедрении новых технологий. В таких условиях бесполезно говорить о приватизации, поскольку цена активов резко падает и привлечет в основном спекулятивных инвесторов, не заинтересованных в долгосрочном повышении эффективности. Гораздо больший эффект может дать создание базовых условий для улучшения инвестиционного климата, восстановления притока капитала, ликвидация инфраструктурных ограничений в экономике. Это одновременно повысит инвестиционную привлекательность предприятий и поддержит сжимающийся спрос.

Безусловно, проигравшей стороной девальвационных процессов является население. Обесценение зарплат в долларовом эквиваленте снижает уровень потребления, возможность приобретения даже не предметов роскоши, а просто товаров длительного спроса, одежды, лекарств. Придется экономить на многом: на лечении, отдыхе (особенно за рубежом). Усиливается стремление к «долларизации» стоимостных оценок, поскольку падающий рубль не выполняет надлежащим образом одну из базовых функций денег — быть мерой стоимости. Обесцениваются рублевые сбережения. К сожалению, в Беларуси власти, кажется, не намерены следовать примеру Казахстана, где по распоряжению президента Нурсултана Назарбаева почти 1,7 млн. физических лиц компенсируется курсовая разница, возникшая в связи с девальвацией национальной валюты, если сумма вклада не превышает 1 млн. тенге.

Снижение уровня потребления, в свою очередь, влечет спад деловой активности в торговле, туризме и сфере услуг. Если в 2009–2011 гг. в период обвала курса люди штурмовали магазины в надежде успеть купить что-то до переоценки, то теперь этот ресурс почти исчерпан. Так, в декабре–январе статистика, несмотря на девальвацию, зафиксировала минимальные темпы роста розничного товарооборота, которые в т.г. в 10 раз меньше, чем в 2014-м.

Как ни парадоксально, государству слабый рубль выгоден: если доля налоговых доходов от внешнеэкономической деятельности в 2010 г. составляла всего 11,8% доходов бюджета, то в 2011 г. — 17,7%, в 2012-м — 16,1%, 2013-м — 12,3%, а в 2014-м — 8,4%. Теперь появилась возможность их «поправить», что компенсирует потери по некоторым другим налоговым статьям и позволит профинансировать ряд расходов бюджета.

Еще одна категория бенефициаров любого финансового кризиса — те, кто о нем говорит и пишет. Объяснять причины падений, отскоков и колебаний — одно удовольствие. Благо, публика в такие периоды чрезвычайно падка на такие излияния, прогнозы и объяснения, почему они не сбылись. При этом совершенно неважно, есть ли в сказанном смысл: главное — взлет индекса цитируемости гарантирован.

Восточный вектор

указывает вниз

Негативное влияние «российского фактора» может затянуться надолго. Согласно обновленному макроэкономическому прогнозу Минэкономразвития РФ рецессия у наших соседей может затянуться до 2017 г.

Базовый вариант прогноза строится исходя из цены на нефть 55–60 USD/барр. на 2016–2018 гг., консервативный — 40 USD/барр. в ближайшие 3 года. При первом варианте минимальный рост экономики возобновиться уже в 2016 г. При неблагоприятных условиях спад российского ВВП в т.г. составит –3,7%, в следующем — –0,9% и восстановится лишь в 2017–2018 гг. (+1,4 и 2,2%). Курс доллара достигнет 75 USD/RUB в 2016 г., 76,5 — в 2017-м и 78 — в 2018 г. Инфляция разгонится до 11,7% в т.г., 8,8 и 7% — в 2016 и 2017 гг., и только в 2018 г. удастся опустить ее ниже 6%. Падение реальных располагаемых доходов населения и розничного товарооборота продлится до 2017 г., а безработица вырастет до 5,9–6,1%.

Такой сценарий в Минэкономразвития считают «консервативным», а вероятность его реализации — вполне возможной. Сегодня большинство аналитиков сходится к тому, что цены на нефть ближе к 40 USD/барр. — реальность, с которой придется мириться в ближайшие годы. В этом случае урезать бюджетные расходы российским властям придется уже сейчас — иначе покрыть выпадающие доходы за счет резервов уже будет невозможно. Соответственно, придется пересматривать свои расчеты и белорусскому правительству, поскольку проекты бюджета на 2015 г. и прогноза социально-экономического развития строились на гораздо более оптимистичных исходных данных (см. «ЭГ» № 60). Если «консервативный» сценарий Минэкономразвития РФ станет реальностью, то у нас и «неблагоприятный» вариант окажется недостижимым. Тогда весьма сомнительными окажутся рост экспорта, получение кредитов из РФ и экспортных пошлин от нефтепродуктов, которые рассматривались как едва ли не основной источник для погашения госдолга. Инфляция окажется выше, чем планируется. Гораздо меньше ресурсов останется на строительство жилья, реализацию государственных инвестиционных программ, индексацию пенсий и зарплат бюджетников.

Кто мешает —

тот и поможет

Проблемы рынков развивающихся стран (и, прежде всего, китайского) могут остановить укрепление доллара.

В среду появились слухи о возможности сохранения ставки ФРС США на нынешнем уровне, вместо ожидаемого в сентябре повышения, и даже о вероятности возвращения ФРС к политике количественного смягчения (QE). Некоторые аналитики полагают, что если спад на американском фондовом рынке затянется, возможно начало четвертого с 2008 г. раунда скупки финансовых активов. Например, бывший министр финансов США Ларри Саммерс написал 23 августа в FT, что скорое повышение ставки будет «серьезной ошибкой». По его мнению, в настоящий момент, когда ситуация очень хрупкая, повышение ставок может столкнуть какую-то часть финансовой системы в кризис с непредсказуемыми и опасными последствиями. «В условиях удорожания кредита, коррекции фондового рынка США повсеместные опасения по поводу ликвидности и ожидаемая волатильность нарастают с почти рекордной скоростью». Его поддержал Рэй Далио, основатель крупнейшего в мире хедж-фонда Bridgewater Associates (управляет активами на 170 млрд. USD), который заявил, что американской экономике скорее угрожает дефляция, нежели инфляция, поэтому нужно вновь ослаблять монетарную политику — через QE, поскольку ставка ФРС и так близка к нулю. Цены в США, за исключением волатильных цен на продукты питания/энергоносители и жилую недвижимость, которую трудно оценить, растут менее чем на 1% в год (при целевом ориентире ФРС в 2%), и если валюты Китая и других развивающихся стран продолжат обесцениваться, инфляция в США будет еще ниже.

Возникает новый парадокс глобализации: девальвация в Беларуси в совокупности с коллегами по этому явлению может оказаться фактором, способным изменить решение ФРС США о повышении ставки, и, следовательно, предотвратить еще большее укрепление доллара. Осталось дождаться 17 сентября, чтобы убедиться в том, насколько весомым окажется такой аргумент.

* * *

События прошедшей недели показали, что самые мрачные девальвационные ожидания не лишены оснований. Все понимают, что «отвязаться» от российской экономики Беларусь в обозримом будущем не сможет, никаких кардинальных реформ не предвидится, а рецессия в России и падение цен на нефть будут ослаблять национальную валюту. Непрерывный двойной аукцион на БВФБ и рыночное курсообразование теоретически выглядят замечательно, но никого, кроме чиновников и кучки экспертов, уже не вдохновляют. Зато слишком большая волатильность в период затяжной турбулентности делает девальвацию постоянным психологическим раздражителем для бизнеса и населения. Первый реагирует снижением деловой активности и «необоснованно» закладывает в цены курс, соответствующий его представлениям о «плавной» девальвации на период своего делового цикла, ибо не хочет оказаться в убытках. Граждане, несмотря на снижение реальных располагаемых доходов, вновь деструктивно будут наносить визиты в обменники и переводить рублевые вклады в валютные вместо того, чтобы проявить сознательность и вложить свои сбережения в экономику страны. Которая, заметим, не предлагает пока приемлемую альтернативную доходность инвестиций, доступную пониманию масс, не искушенных финансовой грамотностью.

Плавное ослабление курса, чем дольше оно длится, вовлекает все больше игроков в «игру против рубля»: все хотят его продать и вложиться в валюту. Такие тенденции не делают нас богаче, но у кризисов свои причуды. Это время новых возможностей — для тех, у кого есть СКВ для скупки подешевевших активов, и тест на выживание — для всех остальных.

Леонид ФРИДКИН,

Константин АЛЕХИН