ИНТЕРЕСЫ ЗАЩИЩЕННЫЕ И КОНФИСКОВАННЫE©

Вероятно, депутаты Национального собрания, принимая в первом чтении проект закона «О внесении изменений и дополнений в Закон Республики Беларусь «О приватизации государственного имущества и преобразовании государственных унитарных предприятий в открытые акционерные общества», сознавали, насколько серьезными будут последствия появления этого документа. Не случайно обещается, что до осенней сессии закон будет тщательно обсуждаться с бизнес-сообществом. Есть ли шансы изменить что-либо в этом уже ставшем одиозным проекте?

Собственно, активное обсуждение идет уже почти полгода. Не раз о нем писали и на страницах «ЭГ» (см. № 85 за 9.11.2012, № 92 за 4.12.2012, № 14 от 22.02.2013, № 19 от 15.03.2013, № 31 за 26.04.2013). В чем же причина такого внимания? Напомним, законопроект предусматривает, что в АО, созданных в процессе преобразования, 50% и менее акций которых принадлежит государству, представители последнего будут голосовать на общем собрании акционеров также голосами, принадлежащими миноритариям, не прошедшим в установленном порядке регистрацию для участия в этом общем собрании. Кроме того, в АО, созданных в процессе преобразования, где нет доли государства, областными, Минским городским исполкомами могут назначаться госпредставители, которые имеют право присутствовать и голосовать на общем собрании акционеров голосами, принадлежащими отсутствующим миноритариям, а также налагать запрет на решения общего собрания акционеров по ряду важных вопросов деятельности общества — если реализация этих решений противоречит общественной пользе и безопасности. При этом не уточняется, кто и по каким критериям будет определять эти противоречия. Можно лишь предположить, что это будут делать государственные представители и те, кто их направил, — в целях защиты прав и свобод граждан Республики Беларусь, включая миноритарных акционеров. Будет ли реальность соответствовать декларируемой цели?

У акционеров — как миноритариев, так и владельцев крупных пакетов — есть право на участие в управлении предприятием и на часть его прибыли — пропорционально количеству принадлежащих им акций. С экономической точки зрения эти права измеряются выгодой, получаемой от обладания акциями, — не только дивидендной и курсовой доходностью, но и дополнительными «бонусами», на которые может рассчитывать акционер. При этом чем меньше ограничений на владение и распоряжение акциями, тем больше выгоды и меньше риска.

Как известно, согласно ст. 44 Конституции осуществление права собственности не должно противоречить общественной пользе и безопасности, наносить вред окружающей среде, историко-культурным ценностям, ущемлять права и защищаемые законом интересы других лиц.

Но если с окружающей средой и историко-культурными ценностями более-менее ясно, то общественная польза — понятие весьма субъективное. Кто и как будет ее определять? Попробуем себе представить, чем угрожают общественной пользе и безопасности изменение размеров уставного фонда, изменения в устав, распределение прибыли, выплата дивидендов, выпуск дополнительных акций, создание других юридических лиц какого-нибудь АО — если говорить о пользе и безопасности общества в целом, а не отдельных групп и лиц. Конечно, реорганизация и ликвидация предприятия могут угрожать интересам трудового коллектива, города, региона и даже страны. Но такие конфликты интересов решаются путем многосторонних переговоров между собственниками, властями, профсоюзами и т.п., а не путем диктата одной из сторон. Проект закона явно ущемляет интересы мажоритарных акционеров, ограничивая их возможности по управлению предприятиями. При этом неопределенность случаев, когда могут направляться в АО госпредставители, и что именно они будут блокировать, создает благоприятную почву для произвола и коррупции: ведь все эти вопросы остаются на полное усмотрение чиновников.

Вновь зададимся вопросом: кто и зачем станет приобретать контрольные или блокирующие пакеты акций белорусских АО, если это не обеспечивает права принимать решения по управлению этими предприятиями? Так что притязания, скажем, российских инвесторов на блокирующий пакет «Пеленга» или 75% акций МЗКТ вполне можно удовлетворить — и сохранить над этими заводами контроль государства (напомним, законопроект говорит о правах только граждан РБ). Но если право управления в любой момент может быть ограничено госпредставителем, то цена этого права (а, следовательно, и акций, удостоверяющих это право, и предприятия в целом) существенно девальвируется. Таким образом, фактор владельческого надзора, способного перерасти в конфискацию прав мажоритарного акционера, уничтожает потенциальную стоимость АО. И, вероятно, эти риски скажутся на выводах независимых оценщиков.

Что же получат миноритарные акционеры? Они-то в любом случае могут рассчитывать лишь на участие в прибыли АО. Но если встанет вопрос, направлять ее на дивиденды или на развитие, госпредставители должны будут выбрать общественную пользу.

Перспективы того, как будет идти «защита интересов» миноритариев, приоткрывают некоторые поправки в Закон «О хозяйственных обществах, также приняты в 1-м чтении 26 июня. В частности, его ст. 78 дополняется нормой, согласно которой не вправе требовать выкупа принадлежащих им акций акционеры ОАО, созданного в процессе приватизации, более 50% акций которого находятся в собственности государства, в случае его реорганизации в форме присоединения к нему одного или нескольких юридических лиц. Таким образом, акционеры лишаются возможности «проголосовать ногами» против навешивания на ОАО убыточных предприятий, что, несомненно, ухудшит шансы на получение дивидендов. Но если такую реорганизацию затеет частный собственник, госпредставители вправе ее заблокировать.

Остаются ли у владельцев акций вообще какие-нибудь права, за которые стоит цепляться? Впрочем, если кто-то намерен их сохранить, то у государства есть множество относительно честных способов отъема акций. Например, обмен их на господдержку (порой навязанную) или реструктуризация задолженности хозяйственных обществ по платежам в бюджет и по кредитам, выданным госбанками путем увеличения уставного фонда данного общества в пределах имеющихся у него источников собственных средств с передачей государству акций на сумму, соответствующую сумме задолженности, или путем передачи акционерами своих акций государству. Такая передача не считается принудительным отчуждением имущества в значении ст. 44 Конституции, поскольку тут формально нет обращения взыскания на имущество по обязательствам собственника- акционера. Стало быть, какая-либо компенсация акционерам за утрату контроля (и падение рыночной стоимости акций) не полагается. При такой системе можно не бояться рейдеров — им после государства мало что достанется.

Будем откровенны: причины возникновения задолженности и методы, которыми она порой создается, остались между строк законодательных актов. Но, ни для кого не секрет, что проверки порой нацелены на поиск нарушений, позволяющих доначислить налоги, штрафы и пени, которые потом требуют “реструктуризовать”. Большие начальники и рядовые контролеры почти не скрывают цели таких «заказов», о них шушукаются бизнесмены в кулуарах форумов и конференций, маститые юристы, потратив свое время и деньги клиентов в судах, разводят руками, изредка отдельные факты выплескиваются на страницы СМИ. Каждый такой случай несет непоправимые имиджевые потери для страны и разрушает инвестиционный климат: ведь это наглядная иллюстрация рисков, которым подвергается инвестор в Беларуси.

Абстрактные общественная польза и лозунг «именем революции», не признающие юридических и экономических доводов, кажутся порой лежащими вне рамок здравого смысла. Ну зачем государству еще и этот завод, магазин, склад? Но столь аполитичные рассуждения не учитывают институциональной сути бюрократического государства, в котором главное — постоянное наращивание роли чиновников. Напомню, в марксистской теории главным признаком любого класса является его отношение к собственности. В наше время руководящая и направляющая роль не требует формального титула собственника — достаточно обладать реальным контролем над собственностью. В СССР она формально была «общенародной», но фактически находилась в распоряжении партийно-хозяйственной номенклатуры, в то время как отдельные представители народа отрывали от всеобщего пирога, кто сколько мог. Приватизация была попыткой как-то легализовать этот процесс, в ходе которого, как и при любом перераспределении собственности творилось множество несправедливостей.

Исправить их порой пытаются, заставив задним числом компенсировать действительную рыночную стоимость «скупленных за бутылку» активов или ограничить до нуля права собственников. А потому новый закон получит весьма широкую поддержку. «С жестокой радостью» миноритарии и рядовые работники полюбуются, как лишаются возможности управлять предприятием и принимать выгодные для себя решения владельцы контрольных пакетов и топ-менеджеры, годами в упор не видевшие интересы «братьев меньших». Горячо поддержат очередное достижение отечественного корпоративного права некоторые директоры, которым гораздо проще находить общий язык с исполкомом и его представителями, чем с частником — владельцем контрольного пакета, стремящимся перестроить бизнес-модель под свои интересы — часто не совпадающие с мнением руководителей, привыкших распоряжаться предприятием, как собственным.

Можно не сомневаться, что досужие СМИ приведут десятки примеров злоупотреблений и нарушений со стороны собственников и топ-менеджеров, которые с принятием закона пресекут представители государства. Многие из таких разоблачений будут правдой: собственники, возникшие в ходе приватизации, действительно зачастую неправедны и неэффективны. Причем второе — вовсе не из-за нехватки ума, знаний или опыта. Просто у них свои критерии эффективности. Во-первых, реальные общественные издержки по созданию активов, приватизированных в 1990-е, были несопоставимо выше, чем те трансакционные издержки, которые понесли, чтобы получить контроль над такими активами новые владельцы. И как плохо они ни управляли, для них это эффективное использование. Они получали прибыль, которая их устраивала, сохраняли нужные для этого рабочие места и объемы реализации. Но такая личная польза сплошь и рядом не совпадает с общественной, сформулированной в программах, стратегиях и концепциях, требующих роста ВВП и экспорта, рабочих мест и зарплаты, налоговых поступлений и поддержки АПК, инвестиций и инноваций. Но если чиновники уверены в общественной необходимости всего этого, то частные собственники не желают влезать в долги и снижать норму прибыли из-за придуманных свыше процентов роста. В адмнистративно-командной экономике такой конфликт интересов разрешается только методами, вроде обсуждаемого ныне закона. Правда во всем мире для этого существуют советы директоров, значительная часть которых формируется независимыми членами. Но таким специалистам надо платить солидное вознаграждение, что у нас не принято: кажется, что лучше будут работать представители государства, прошедшие некую спецподготовку и получающие в соответствии с Указом от 19.02.2008 № 100 “О некоторых вопросах владельческого надзора” от 20 до 75 базовых величин за счет чистой прибыли АО. При этом роль советов директоров, показавшихся властям неэффективными, планируется вообще существенно снизить.

Эти органы действительно малоэффективны, но причина кроется не в их природе (ведь во всем мире справляются!), а в том бутафорском статусе, который им навязан в наших условиях. Однако решая вопрос о соотношении рынка и государства, в Беларуси поступают как тот древнеримский император, который должен был судить конкурс двух певцов и, услышав первого певца, немедленно присудил приз второму. Увидев, что рынок плохо справляется со своими задачами, «приз» немедленно присуждается государству. Но оно еще хуже справляется с теми задачами, с которыми не справился рынок. Свидетельство тому — бесчисленные провальные проекты, неудачи которых заливаются потоками бюджетных денег...

Леонид ФРИДКИН