Авторизуйтесь Чтобы скачать свежий номер №24(2718) от 29.03.2024 Смотреть архивы


USD:
3.2498
EUR:
3.5019
RUB:
3.5223
Золото:
229.1
Серебро:
2.56
Платина:
93.62
Палладий:
101.66
Назад
Судебная практика
10.12.2004 7 мин на чтение мин
Распечатать с изображениями Распечатать без изображений

Уступка требования ведет на скамью подсудимых

(послесловие к одному судебному решению)

(послесловие к одному судебному решению)

Украшенное причудливым нормативным орнаментом правовое пространство Беларуси изобилует белыми пятнами. А вследствие неуемного нормотворчества разных госструктур и изобретательности некоторых судей регулярно возникают также "черные дыры", поглощающие некогда обоснованно твердую уверенность представителей бизнеса в своей правоте.
 
Например, уступка требования (права) - классический гражданско-правовой способ перемены лиц в обязательстве. Этот давнишний продукт законодательной мысли сегодня напропалую используется с целью ускорить получение платы за товары или, напротив, рассчитаться по обязательствам в отсутствие денежных средств и по другим вполне законным соображениям. Но участники таких операций даже не подозревают, какой опасности себя подвергают.

Именно факт заключения договора уступки требования послужил отправной точкой признания фигурантов одного из банковских дел виновными в злоупотреблении своим должностным положением. По мнению суда, в результате причинен существенный вред государственным и общественным интересам, выразившийся в "подрыве авторитета первоначального кредитора в связи с лишением его права на предъявление самостоятельных исковых требований к должнику". Более нелепой ситуации не придумать. Во-первых, для этого кредитора обращение за судебной защитой потеряло всякий смысл, поскольку заступивший на его место субъект возместил ему сумму долга; во-вторых, права кредитора не могли не перейти к другому лицу (см. главу 24 ГК РБ).

То есть противоправным признан договор как таковой в силу порожденного им частного (сингулярного) правопреемства. Разумеется, одного этого обстоятельства недостаточно для привлечения к уголовной ответственности. Однако "нанизать" остальные необходимые признаки преступления на красную нить обвинительного уклона в разбирательстве становится делом техники. В частности, корыстная или иная личная заинтересованность подсудимых якобы состояла в желании "заручиться поддержкой руководства банка в возможном решении какого-либо вопроса". Перечислены были также иные мотивы: "карьеризм, желание приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу" и т.п. Тем самым гипотетическое предположение следователя о каких-то неизвестных ему и никак не проявившихся вибрациях психики обвиняемых, утвержденное затем прокуратурой, районный суд столицы принял к руководству. Их не смутило, что все эти декларативные намеки являются своего рода емкостями, которые не наполнены реальным содержимым.

Более того, не учтено, что причины осуществления представительских функций или должностных полномочий сами по себе должны быть противозаконными, непосредственно характеризующими деяние как преступное. Например, в подобном контексте по громкому делу "металлургов" прозвучало, что обвиняемый "хотел зарекомендовать себя на внешних рынках успешным бизнесменом". Но даже если он в своем здоровом желании был неадекватно самонадеян, это не может служить одним из недостающих элементов состава преступления.

Так, закон запрещает под страхом наказания присваивать чужие деньги, желать или сознательно допускать наступление смерти другого лица, превышать пределы необходимой обороны и т.д. Не будем классифицировать перечисленные факторы уголовного преследования с целью отнесения их к объекту, объективной или субъективной стороне правонарушения. Главное в том, что нельзя некую массу "улик" на чаше весов Фемиды дополнять непротивоправным содержимым, лишь бы перевесить оправдательную чашу. Иначе нескрываемое при найме на работу стремление получать вознаграждение за труд или продвинуться по карьерной лестнице становится признаком подсудной заинтересованности. И могут появиться желающие придать этому невинному сюжету вид если не оконченного криминального произведения, то покушения на него как минимум.

Тем более что законодательно не закреплен принцип научности правоприменительной практики. Поэтому, вероятно, уступку требования в процессуальных документах предварительного следствия можно было назвать "переуступкой долга". Даже одно это вопиющее обстоятельство при нормальных условиях превратило бы серьезный жанр документального детектива в беллетристику, которая не способна влиять на судьбы людей. В любом случае прикладное использование писаных норм права должно опираться на теоретические разработки ученых и практиков, поскольку никогда статьи того или иного акта законодательства не будут прописаны детально.

Так, в гражданском судопроизводстве по иску банка, предпосылкой которому стало упомянутое выше уголовное дело, не обошлось без курьезного прецедента. Во всех известных доселе учебно-справочных изданиях по правоведению определено, что течение срока исковой давности неизбежно начинается в момент, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права. Этот срок действует для того, чтобы общественные отношения были предсказуемы. Недопустимо бесконечно долго держать правонарушителя под страхом наказания, одновременно позволяя потерпевшему игнорировать защиту своих интересов. За давностью лет скрывается объективная картина произошедшего. Тем не менее суд ввел дополнительный критерий исчисления сроков, признав отсчет начавшимся только после того, как истец "официально от компетентного органа (суда) узнал нарушителя".

С таким же успехом теперь можно бессрочно привлекать по суду к любому виду ответственности (уголовной, административной, дисциплинарной): сначала суд официально рассеет чьи-то сомнения насчет личности правонарушителя - и тут же наложит на него взыскание. А теоретики права ничего-то об этом не знают, по-прежнему вводя в заблуждение студентов юридических вузов.
Распечатать с изображениями Распечатать без изображений
Разместить рекламу на neg.by