Составляющие предпринимательского риска: — от первых просчетов до субсидиарной ответственности

О правовых и экономических причинах банкротства, природе и последствиях неплатежей и института субсидиарной ответственности журналист «Экономической газеты» беседует с юристом и экономистом. У нас в гостях антикризисный управляющий Сергей ПИНЧУК и заместитель директора по МСФО и МСА ООО «Аудиторский центр «Эрудит» Дмитрий СЫЧ.

«ЭГ»: Сегодня в белорусском бизнесе существует множество проблем, связанных с неплатежами. Учащаются случаи банкротства, привлечения к субсидиарной ответственности. С чем связаны такие тенденции?

Сергей Пинчук: Там, где есть деньги, есть и их отсутствие или недостаток, где есть прибыль – есть и долг. Все это обязательные составляющие процесса бизнеса, его предпринимательский риск. Долги у предприятий возникают, если их товары или услуги не востребованы на рынке в той мере, в которой изначально ожидалось.

«ЭГ»: То есть во всем виноваты просчеты в маркетинговых стратегиях?

С.П.: Результаты исследований могут показывать, что товар востребован, но это не гарантирует, что он правильно предлагается. Ведь уникальных продуктов на рынке не так уж много. У банкротства всегда есть как экономические, так и организационно-управленческие причины.

Дмитрий Сыч: Я бы сказал, что долги появляются у предприятий по нескольким направлениям. Во-первых, это продажа готовой продукции, в результате ее долг диверсифицирован. Даже если кто-то из покупателей окажется ненадежным, но в целом клиентский порт­фель достаточно большой, то долги будут в целом прогнозируемыми.

Ситуация ухудшается, если круг покупателей сужается. Тогда проблема каждого из них становится проблемой поставщика. А если он встроен в цепочку производителей определенной продукции, то эти проблемы распространяются по всей ее длине. При этом, даже если у вас хорошие отношения с покупателем и есть все основания надеяться, что долг рано или поздно будет погашен, трудности остаются с вами.

Еще одна проблема – неисполнение обязательств. Можно перечислить аванс, а контрагент не сможет ни поставить товар или выполнить работы, ни вернуть деньги. Эту ситуацию сложнее контролировать особенно предприятию, когда оно заказывает что-то неспецифичное для себя, например, начинает строительство. Сейчас у многих строительных организаций есть финансовые затруднения. Скажем, вы даете им аванс, а они на картотеке, на счет наложено взыскание налоговой инспекции и все поступающие деньги тут же уходят в бюджет.

«ЭГ»: Тогда чего больше в неплатежах: невозможности заплатить или нежелания в сочетании с уверенностью должника в своей безнаказанности?

С.П.: Тут нет однозначного ответа. С точки зрения налогового администратора, это всегда нежелание. Есть презумпция обязанности исполнения определенных обязательств. Но если заказчики не платят вам по какой-то причине, то и вы не сможете исполнить свои обязательства перед контрагентами, бюджетом, работниками и т.д. Определить причину неплатежей – нежелание, либо невозможность – можно только в результате анализа деятельности конк­ретного предприятия и его руководства в конкретный период. Если оно не желает платить, то деньги со счетов и иные активы могут быть выведены умышленно на подконтрольные фирмы. Возможна и банальная «обналичка» без каких-то сложных и запутанных схем.

В других случаях невозможность исполнить обязательства возникает, если предприятие не получает плату от контрагентов за отгруженную продукцию либо не получает уже оплаченный товар или услугу. Иногда проблемы возникают из-за списания денег в погашение наложенных санкций по результатам налоговых или таможенных проверок.

Д.С.: Полагаю, что у неплатежей есть еще одна причина, о которой все обычно молчат. У многих отечественных пред­приятий в прошлые годы возникли реальные убытки, в т.ч. связанные с курсовыми разницами. Например, предприятие взяло кредит в валюте. Но оно работает на внутреннем рынке, выручку получает в рублях, а погашать кредит придется в долларах или евро.

Следующая проблема – неначисление амортизации. Оборудование ветшает, ржавеет, законы физики никто не отменял, а мы делаем вид, что не начисляем амортизацию, точнее «откладываем» ее на последующие годы. Получается, что у предприятий накапливаются скрытие убытки, которые потом «выстреливают» в белорусской отчетности. Если бы она составлялась по МСФО, то мы видели бы реальное положение. А оно таково, что вымывание денежных средств происходит незаметно. Потом, естественно, возникает кризис неплатежей.

«ЭГ»: Но есть еще и деловой риск – как при отдельных сделках, так и в бизнесе в целом?

С.П.: К сожалению, это понятие у нас имеет своеобразное значение. Например, в Гражданском кодексе говорится, что «предпринимательская деятельность – это самостоятельная деятельность юридических и физических лиц, осуществляемая ими в гражданском обороте от своего имени, на свой риск и под свою имущественную ответственность». И сегодня суды, рассматривающие экономические споры (и не только они), при оценке предпринимательского риска, и вообще факта его существования, уверены, что предпринимательский риск – это деятельность на свой риск. Соответственно, из-за него не должен нести некую ответственность или убытки твой контрагент, не получивший от тебя денежных средств. Таким образом, возникает ситуация, в которой два равных субъекта предпринимательской деятельности, вступающие в отношения, несут равный предпринимательский риск.

Д.С.: Я бы назвал это кредитным риском. Избавить от него может только предоплата. Тогда нет опасности, что покупатель вообще не заплатит или затянет расчеты и нам придется искать, как финансировать дебиторку, брать для этого кредит и платить по нему проценты, бремя которых, по сути, составляет стоимость дебиторской задолженности. Такова природа предпринимательского риска. Он действительно высок, но ситуация на рынке заставляет его принимать.

«ЭГ»: Вы упомянули о выводе активов. Как такие действия выглядят с правовой и экономической точек зрения?

Д.С.: Часто это действия по принципу «с паршивой овцы хоть шерсти клок». Скажем, предприятие находится на грани краха, а собственники и руководители стараются напоследок забрать с него «что-нибудь вкусненькое» и получить некий доход. С экономической точки зрения, как бы они ни оформлялись, – это выплата собственнику, те же дивиденды, но только при отсутствии прибыли. Получается, что собственники изымают у предприятия ресурсы, нарушая права кредиторов.

С.П.: Такие действия однозначно должны приводить к административной, гражданско-правовой и уголовной ответственности виновных лиц – за сознательное, умышленное действие, направленное на то, чтобы не рассчитываться с кредиторами и контрагентами, не платить налоги и зарплату. Такое преднамеренное банкротство наказывается штрафом, или лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, или арестом, или ограничением свободы на срок до трех лет, или лишением свободы на тот же срок. В случае причинения ущерба в особо крупном размере наступает более серьезная ответственность, а по таким статьям, как мошенничество (ст. 209 УК), уклонение от погашения кредиторской задолженности (ст. 242 УК) или уклонение от уплаты сумм налогов, сборов (ст.  243 УК), – еще серьезнее.

«ЭГ»: Но адекватно оценить финансовое состояние предприятия при желании можно в любое время?

С.П.: Вопрос методологии, оценки всегда был сложным. За последние 10 лет у нас несколько раз вносились изменения в Инструкцию о порядке оценки финансового состояния и платежеспособности. Менялась трактовка коэффициентов для признания предприятия неплатежеспособным или признания того, что его неплатежеспособность приобретает устойчивый характер.

Сегодня это несколько ступенчатая система оценки. Существуют четыре стадии: предприятие может быть платежеспособно, неплатежеспособно, его неплатежеспособность может носить устойчивый характер и его неплатежеспособность может иметь устойчивый характер. Во многих странах с рыночной экономикой тут нет предмета дискуссий, действует один признанный критерий платежеспособности – принцип неоплатности долга. Если в течение трех месяцев вы не оплатили свой долг, то вы неплатежеспособны.

Д.С.: Да, оценить финансовое состояние можно по нашим стандартным способам анализа, исходя из расчетов различных коэффициентов. Но нужно называть вещи своими именами. Например, в отчетности по МСФО выплата роялти при определенных обстоятельствах приравнивается к дивидендам, а в белорусской отчетности, особенно налоговой, признается затратами. Но это вопрос из области налогового права.

Финансовый анализ делается на основании имеющейся отчетности. Если мы располагаем только белорусским вариантом, то вывод активов можно просто не заметить – он называется другими именами. Мы даже до конца можем не понимать, что финансовый анализ нам не дает ответов на заданные вопросы. Получается, что, имея лишь белорусскую отчетность, не совсем реальную, мы естественно делаем нереальные выводы.

«ЭГ»: То есть в Беларуси нельзя поучить достаточно реальные критерии неплатежеспособности?

С.П.: – Методология, установленная инструкцией, базируется на данных бухгалтерского баланса, который со­ставляется один раз в год. Конечно, руководитель  может потребовать составлять его чуть ли не ежедневно, но  контрагент, даже если он истребовал отчетность для сделки, получит ее только за период, закончившийся 1 января текущего года. И часто этот баланс будет неплохо «нарисован», отражая платежеспособность, имевшуюся на эту дату. Но, например, за 2–5 месяцев до момента совершения сделки коэффициенты платежеспособности изменятся, и контрагент этого не увидит.

Д.С.: Критерии неплатежеспособности, установленные законодательством, вообще крайне скудные. Мне кажется, что упомянутые инструкции нуждаются в доработке. Они характеризуют только определенную сторону проблем, а все остальное выходит за нормативные критерии неплатежеспособности. Чтобы оценивать реальное состояние, нужно рассматривать определенные устоявшиеся параметры. Например, есть предприятия, которые потенциально могут стать банкротами. Чтобы провести анализ, используются, например, скоринговые модели или модели риска оценки банкротства. Они показывают, реально ли предприятие находится в банкротном состоянии или нет. У каждого могут быть свои нюансы. Но одни предприятия могут выйти из банкротного состояния, а другие – оказаться в нем через год-два, хотя сейчас они вроде бы кажутся вполне благополучными. Нуж­но следить за основными финансовыми показателями, в т.ч. прибылью. Только не той, которая рисуется в белорусской отчетности, а по МСФО. Многие предприятия сегодня, кстати, делают и белорусскую отчетность по МСФО.

«ЭГ»: А можно ли прогнозировать будущие проблемы?

С.П.: Безусловно. Будущие проблемы должен видеть каждый грамотный руководитель. Это одна из его ключевых компетенций. Он должен прогнозировать рынок, адекватно его оценивать и оперативно реагировать на любые вызовы, чтобы предприятие не прекратило свою деятельность. Никто за руководителя – ни главный бухгалтер, ни заместитель – не может окончательно оценивать ситуацию.

Разумеется, в этом процессе должны активно участвовать собственники. Но у нас к ним есть двойной подход. К примеру, участником компании может быть инвестор, который вложил свои средства в расчете на рост стоимости компании и получение дохода. Иногда такие собственники не вникают в операционную, текущую деятельность, могут совершенно не владеть рынком. Для этого они нанимают профессионального менеджера, а с результатами знакомятся раз в год на общем собрании акционеров, как предписано законодательством. Тогда и принимается решение о дальнейшей  работе руководителей.

Д.С.: Конечно, можно. Для этого есть целые направления в финансах: на долгосрочные перспективы – инвестиционное проектирование, на краткосрочные – бюджетирование, составление бизнес-планов. Все это выполнимо, другое дело – кто с какой целью и как это делает? Скажем, не секрет, что бизнес-­план можно попросту «нарисовать». Это будет фантазия, не имеющая ничего общего с реальностью. Но чтобы работать всерьез и правильно управлять предприятием, нужен бизнес-план, который покажет реальные перспективы на рынке.

«ЭГ»: Что грозит сегодня бизнесу, если принятые решения и действия привели к банкротству – кроме самого банкротства?

С.П.: Сейчас 95% дел о банкротстве заканчиваются в судах привлечением руководителей к субсидиарной ответственности. Еще 5–7 лет назад их насчитывалось едва ли 20–30%. Кроме того, еще 2–3 года назад практически не возбуждались уголовные дела по «банкротным» статьям УК (238–240). Это считалось достаточно сложным, не хватало практики и опыта. Поэтому следователи, если удавалось, переквалифицировали подобные дела по более понятной статье, например по ст. 209 УК (мошенничество). Теперь возбуждение дел за доведение предприятия до банкротства или неисполнение судебных постановлений стало обычным явлением.

При этом если раньше в УК была предусмотрена ответственность за неисполнение судебных решений, документа, то с внесением в 2015 г. в кодекс изменений за любое неисполненное судебное постановление – решение, определение, приказ – следует возбуждение уголовного дела. Это многократно увеличило число дел такого рода.

Поэтому сегодня предпринимателям и руководителям надо быть крайне внимательными и аккуратными при оценке своих рисков, выборе контрагентов, взаимодействии с ними, проведении расчетов.

«ЭГ»: Дмитрий Иванович, есть ли у бизнеса шансы минимизировать такие риски с финансовой точки зрения?

Д.С.: Каждое крупное предприятие ежегодно составляет бизнес-план. Ког­да прошло время, скажем, наступил июнь, возьмите этот документ и сопоставьте запланированные и фактические показатели. Если отклонение составляет более 10%, это сигнал тревоги. Нужно ставить вопрос о реальности бизнес-плана, выяснять причины отклонений и их влияние на будущее компании, вносить корректировки, принимать решения по исправлению ситуации.

«ЭГ»: А искать виновников среди собственников и менеджмента надо? Или оставить юридическую и финансовую оценку их действий компетентным органам?

С.П.: Наличие вины и ее степень всегда оценивает суд. Вина – специфическая категория. Сегодня практика рассмотрения исков о субсидиарной ответственности показывает, что сам факт возбуждения процедуры банкротства, если убрать юридические формальности, – это уже фактически доказательство вины. Остается выяснить, виноват только руководитель или также собственники и еще какие-то иные лица, которые имели права давать распоряжения, обязательные для исполнения должником, повлекшие воз­никновение его неплатежеспособности и банкротство.

Д.С.: По-моему, в банкротстве всегда очень высокая степень вины собственников и менеджмента. Каковы бы ни были внешние обстоятельства, некоторые и при них сохраняют нормальные денежные потоки и финансовые результаты, а другие становятся убыточными, пытаются объявить себя банкротом, вывести активы и т.д. Я считаю, что это проблемы управления.

«ЭГ»: Насколько серьезно стоит сегодня проблема субсидиарной ответственности – с правовой и экономической точек зрения?

С.П.: Субсидиарная ответственность из инструмента установления фактической вины и умысла менеджмента либо собственников, повлекшая нерасчеты с кредиторами, сегодня приобрела вид повального, огульного привлечения к ответственности всех, кто имел отношение к банкротству предприятия. С одной стороны, банкротство и ответственность всегда тесно связаны. Естественно, что кредиторы хотят вернуть свои деньги. Если это не удается, часто возникают личные претензии к руководству банкрота. Раз не рассчитался, его надо посадить в тюрьму, возбудить уголовные дела, т.е. заставить заплатить любыми способами и методами. Это в какой-то мере свойство человеческой природы. Но еще 2 года назад для подачи таких исков требовалось доказать совершение сделок, направленных на вывод активов, умысел не рассчитаться с кредиторами, доказать виновность, недобросовестность должника. Теперь, к сожалению, такие доказательства не столь нужны.

С другой стороны, если умысла действительно не было, причины банкротства были объективны и лежат в рамках предпринимательского риска, то руководитель может и должен в суде доказать, что обстоятельства, приведшие к банкротству, возникли не по его вине. Придется также доказать, что были предприняты все необходимые меры, чтобы избежать негативных последствий от наступления этих обстоятельств. К сожалению, предприниматели и руководители зачастую никаких доказательств, кроме слов, не предоставляют.

Хочу их предупредить: привычная модель бизнеса, ежедневные действия по решению текущих задач «замыливают» глаз. Часто проблемы, которые приводят к банкротству, не возникают спонтанно. Поэтому отслеживайте ежемесячно, ежеквартально финансовую ситуацию, кладите ее на бумагу. Если все действия оформлены документально – в виде протоколов заседаний наблюдательных советов, решений общих собраний участников (акционеров), актов комиссий и т.п., то будет очевидно, что менеджеры грамотно и своевременно оценивали каждую ситуацию, реагировали на кризисы и принимали меры, направленные на избежание банкротства.

Д.С.: Соглашусь с коллегой. На мой взгляд, произошло изменение серьезных, основополагающих правил игры. Знаете, говорят, играем в футбол, потом свис­ток, – оказывается, теперь мы играем в волейбол. Примерно то же произошло в отечественном бизнесе. Не каждый понял, что изменилась сама идея ограниченной ответственности, а следом – масштаб рисков собственника и директора. Скажем, когда люди 10 лет назад входили в бизнес, они знали, что рискуют только тем, что они в него вложили. Теперь оказалось, что они рискуют еще и личным имуществом, а при определенных обстоятельствах – и личной свободой.

Конечно, есть предприятия, на которых происходит намеренный вывод активов. Но такие случаи пусть расследуют соответствующие органы, это их работа. Но наверняка большинство тех, кто закрывает бизнес, вполне законопослушны, но не видят перспективы дальнейшей работы компании. И если они не совершали криминальных действий, не выводили активы, то почему на них должна распространяться субсидиарная ответственность? Если это теперь обязательный элемент белорусского хозяйственного права, давайте прямо отменим принцип ограниченной ответственности, внесем поправки в законодательство и заменим ООО на ОДО.

«ЭГ»: У нас же, напротив, сейчас призывают к декриминализации экономических преступлений. Например, предлагается отменить ст. 242 УК при наличии субсидиарной ответственности в нынешнем виде?

С.П.: Я считаю, что декриминализация в нашей ситуации – это лучшее. Ведь практика привлечения представителей бизнеса к ответственности, в т.ч. к уголовной, у нас достаточно жесткая. В отношении почти любого предпринимателя можно возбудить уголовное дело, проверки зачастую приводят к самым негативным последствиям. Снижение рисков «криминализации» любых действий предпринимателя наверняка поз­волит уменьшить риски ведения бизнеса в целом, улучшит деловой климат в стране.

Вероятно, законодатели, ужесточая ответственность, полагают, что если каждый будет знать, что за какое-то действие получит, например, до 5 лет лишения свободы, то он это действие не совершит, боясь кары. То есть тяжесть наказания призвана стимулировать снижение преступлений в экономической сфере.

Но, к сожалению, предпринимателю, как правило, никто не гарантирует стабильный доход и высокую прибыль. Он всегда рискует потерять свои деньги, время, здоровье и не получить ничего. Но если бизнесмен будет бояться прежде всего десятка экономических статей в УК, это никак не улучшит ситуацию в экономике и не снизит количество правонарушений в этой сфере. Напротив, предприниматель должен быть свободен в своем праве выбора.

Д.С.: В законодательстве имеется статья, призванная «попугать» должников. Но мне не приходилось слышать, чтобы она кому-то реально помогла «выбить» деньги из должника через суд. Весь переполох с субсидиарной ответственностью во многом вызван широтой ее применения. Ведь к ответственности привлекают не только руководителей и собственников, но и бухгалтеров и других финансовых работников. Получается, что человек, работающий по найму, зачастую с зарплатой в 400–500 USD, тоже отвечает за успешность и чистоту бизнеса. Но он же не обладал в реальности правом принимать решения, существенно влиять на них и не обладал функциями контроля. Зачем же заниматься поиском «козлов отпущения» и «охотой на ведьм»? Если владелец бизнеса обманул контрагентов, вывел свои активы и может спокойно жить за полученные таким путем деньги, наемные сотрудники не должны отвечать за его действия. Ведь иначе будет происходить девальвация всех учетных и управленческих профессий. Зато возникнет спрос на подставных «зиц-председателей», работа которых – всегда только сидеть за кого-то.