Авторизуйтесь Чтобы скачать свежий номер №30(2724) от 19.04.2024 Смотреть архивы


USD:
3.2757
EUR:
3.4954
RUB:
3.4772
Золото:
251.74
Серебро:
3
Платина:
100.05
Палладий:
107.63
Назад
Факты, комментарии
26.03.2013 16 мин на чтение мин
Распечатать с изображениями Распечатать без изображений

ГОРИЗОНТЫ ЖЕЛАЕМЫЕ И ВОЗМОЖНЫЕ©

Попытка развивать большое количество отраслей и проектов одновременно, заявленный под них объем финансирования свыше годового ВВП страны, отсутствие анализа внешних и внутренних рисков — все это заставляет сомневаться в успешной реализации планов по развитию отечественной промышленности в ближайшие годы. Какие задачи стоят, какие цели должны быть обозначены и как двигаться к их достижению? Об этом беседуем с заместителем председателя Белорусской научно-промышленной ассоциации Георгием ГРИЦЕМ.

Попытка развивать большое количество отраслей и проектов одновременно, заявленный под них объем финансирования свыше годового ВВП страны, отсутствие анализа внешних и внутренних рисков — все это заставляет сомневаться в успешной реализации планов по развитию отечественной промышленности в ближайшие годы. Какие задачи стоят, какие цели должны быть обозначены и как двигаться к их достижению? Об этом беседуем с заместителем председателя Белорусской научно-промышленной ассоциации Георгием ГРИЦЕМ.

— Георгий Васильевич, Беларусь стремится к ускоренной модернизации, однако заемные ресурсы очень дорогие. Как в таких условиях двигаться к объявленной цели и достичь максимального экономического эффекта?

— На мой взгляд, вопрос надо ставить об определенном качестве модернизации, способном дать должный экономический эффект. По оценкам Минэкономики, в 2005–2011 гг. на обновление основных фондов в Беларуси было потрачено 31,5 млрд. USD, однако прирост добавленной стоимости за этот же период составил лишь 19,2 млрд. USD. Почему так получилось? Инвестиции прежних лет были направлены на простое обновление основных средств без изменения технологических укладов промышленности. Деньги вкладывались в производства III и IV технологических укладов, предусматривающих выпуск традиционной материало- и энергоемкой продукции, притом что темп роста мировых цен по таким товарам за последние 10 лет был ниже, чем на сырье и энергию, примерно на 12 процентных пунктов (п.п.). Отсюда — слабый экономический эффект, рост материальных затрат более чем на 20 п.п., до 88%, снижение рентабельности, которая сегодня для большинства промышленных предприятий страны составляет 5–12%. Такой ее уровень (в условиях дорогих кредитов) не позволит проводить эффективную модернизацию. В результате основные фонды постепенно деградируют.

Поэтому акцент необходимо сделать на инновационном развитии в более высоких технологических укладах. По такому пути пошел весь западный мир, когда Китай массово «перетянул» на свою территорию традиционные производства, а компании из других стран не смогли успешно с ним конкурировать из-за значительных издержек, связанных преимущественно с высокими зарплатами работников и социальной нагрузкой. С 1995 по 2005 гг. объемы продаж обрабатывающей промышленности в постиндустриальных странах в сопоставимых ценах выросли на 65,8%, тогда как высокотехнологичных секторов — почти в 2,8 раза. Прибыльность в наукоемких отраслях также выше, чем в традиционных. Первые пятьдесят крупнейших компаний мира, имеющих рентабельность инвестиционного капитала свыше 15%, в основном производят продукцию, соответствующую V–VI технологическим укладам. Из этого списка давно ушли те, кто занимается добычей и переработкой полезных ископаемых. А в Беларуси, по данным НИЭИ Минэкономики, доля V–VI технологических укладов (микроэлектроника, оптоволоконная техника, телекоммуникации, биотехнологии, космическая техника, тонкая химия и др.) не превышает 10%.

— Активная модернизация и создание новых высокотехнологичных производств способны привести не только к росту производительности труда, но и к массовому высвобождению рабочей силы. Как при этом избежать социальных потрясений?

— Действительно, результатом модернизации и внедрения инноваций становится не только рост производительности, но и сокращение рабочих мест. Показателен пример Латинской Америки, где в последние годы по этой причине существенно выросла социальная напряженность, а перераспределение высвободившихся рабочих рук из промышленности в малопроизводительные сектора, а также в теневую экономику, даже вызвало обратный эффект — снижение совокупной производительности в ряде стран. Для Беларуси подобный сценарий — не мифическая угроза.

На мой взгляд, чтобы избежать социальных проблем, развитие новых технологических укладов должно проходить параллельно с поддержкой ключевых традиционных отраслей — машиностроения, легкой и пищевой промышленности. Можно также воспользоваться западным опытом, когда отраслевая трансформация сочеталась с адресной финансовой поддержкой не только предприятий, но и граждан, и была преимущественно направлена на переподготовку специалистов, а также их переселение в более успешные индустриальные регионы.

— Можно ли измерить наше техническое и технологическое отставание от Запада и в какие сроки при благоприятном стечении обстоятельств мы можем преодолеть этот разрыв?

— Чтобы снизить средний возраст промышленного оборудования до уровня США (6,9 года), физический износ основных фондов необходимо сократить примерно до 18%. Экстраполируя динамику физического износа в промышленном секторе в 1998–2010 гг., можно прогнозировать, что в странах ЕЭП средний возраст промышленного оборудования будет таким же, как в США, только через 21 год. Подчеркну, речь идет о возрасте, а не о технологическом уровне. Сложнее оценить технологический разрыв с учетом развития новых укладов, поскольку у нас пока нет даже четких целей по формированию промышленности в этом направлении.

— Сколько денег надо Беларуси для модернизации и реально ли найти эти суммы?

— Расчеты показывают, что для простого обновления основных фондов промышленности без изменения технологических укладов достаточно 500–600 млн. USD ежегодно.

Для проведения структурной перестройки в рамках Концепции промышленной политики до 2020 года, исходя из стоимости машин и оборудования в немецкой экономике (48 тыс. EUR на 1 занятого), можно предположить, что для создания 400 тыс. высокоэффективных рабочих мест в Беларуси только на замену устаревшего оборудования и технологий потребуется порядка 19,2 млрд. EUR, или 2,1 млрд. EUR (около 3 млрд. USD) ежегодно. Сумма для нас запредельная. Сегодня даже эксперты государственных исследовательских институтов признают в своих аналитических материалах, что внутренние источники финансирования ограничены. К слову, после сокращения льготного кредитования объем инвестиций в основной капитал уменьшился в 2012 г. на 13,8% и продолжает снижаться в этом году (см. диаграмму).

Не радуют пока и прямые иностранные инвестиции (ПИИ). Тем более что из привлеченных в прошлом году на чистой основе 1,376 млрд. USD далеко не все пошло на модернизацию промышленных предприятий.

Прорыв по отдельным направлениям может потребовать еще больших средств. Например, в Беларуси заговорили о необходимости развивать фармацевтическую отрасль. Посыл, казалось бы, верный, эта индустрия в глобальной экономике генерирует высокую добавленную стоимость. Но давайте задумаемся, сколько сегодня стоит гонка технологий в фармацевтике. Чтобы сохранить лидерство и конкурентное преимущество, компании США только на фундаментальные исследования в медицине ежегодно тратят порядка 50 млрд. USD. Сможем ли мы с ними успешно соперничать на внешнем рынке?

— Если сложно конкурировать с ТНК, то, может, попробовать привлечь их на свою территорию, чтобы они здесь открыли производства?

— Это не так просто. Чтобы привлечь ТНК, надо предложить им более интересные условия по сравнению с другими странами. При этом следует понимать, что в мире идет жесткая борьба за иностранный капитал и технологии. ТНК идут туда, где, во-первых, они могут минимизировать свои издержки, а во-вторых, где есть определенные гарантии для ведения бизнеса в виде благоприятной институциональной среды. Не секрет, что крупнейшие корпорации сместили свои интересы в пользу Китая и Юго-Восточной Азии. И не только благодаря дешевой рабочей силе там, но и потому, что ряд стран этого региона вышли в лидеры по условиям ведения бизнеса. Даже государства Восточной Европы, в т.ч. наши соседи по ЕС, не смогли пока достичь желаемого результата в привлечении к себе ТНК. Более того, некоторые корпорации после того, как открыли там производства, спустя какое-то время перенесли их в Азию.

Меня также смущает, что в Беларуси как-то очень упрощенно воспринимают эту тему, а под привлечением ТНК подразумевают создание чуть ли не любого СП с российскими компаниями. Звучат даже заявления вроде «мы создадим свои ТНК». В этой связи хотелось бы напомнить об определении этого понятия, предложенного ЮНКТАД. ТНК — это объединение, имеющее филиалы не менее чем в 6 странах мира, с годовым объемом продаж 100 млн. USD и более, 1/5–1/3 долей внешнеторгового оборота, долей зарубежных активов не менее 25% и состоящее из хозяйственных субъектов трех и более стран.

— Георгий Васильевич, могут ли стать спасением для нашей промышленности территории с особыми льготными условиями вроде СЭЗ или индустриальных парков?

— Надо учитывать, что оффшорные и иные зоны с льготными фискальными условиями, особенно те, что создаются для развития экспорта и импортозамещения, конфликтуют с нормами ВТО. Поэтому если Беларусь действительно собирается когда-нибудь стать членом этой организации, делать ставку на СЭЗ и другие зоны действительно не стоит.

Впрочем, вступим мы в ВТО или нет — уже не важно, т.к. судьба белорусских СЭЗ решена в рамках другого интеграционного образования — ЕЭП. В частности, на наднациональном уровне определено, что резиденты СЭЗ, зарегистрированные до 1.01.2012 г. сохранят ранее предоставленные им таможенные льготы в течение 7 лет — до 1.01.2017 г. Зарегистрированные же после 1.01.2012 г. вместо таможенных льгот и преференций получат компенсационные льготы, в частности, освобождение от арендной платы сроком лишь на 5 лет.

Взамен власти рассчитывают на развитие Китайско-белорусского индустриального парка, льготы и цели которого могут вступить в конфликт не только с интересами стран ВТО, но и нашими партнерами по ЕЭП. Тем более что внятной бизнес-модели функционирования этого парка еще нет.

На мой взгляд, Беларусь может рассчитывать на развитие оффшорных промышленных анклавов на своей территории, лишь если откажется от цели стать членом ВТО, а в рамках этих зон попробует реализовать совместные проекты с партнерами по ЕЭП как своеобразный ответ на ужесточение товарной экспансии на рынок «тройки» из третьих стран.

— В нашей стране модернизация движется по инициативе верхов. Жестко контролируется, например, наличие бизнес-планов у предприятий. По логике, стремление к развитию должно исходить от самих субъектов хозяйствования, поскольку это путь к повышению их конкурентоспособности.

— Роль государства в определении путей развития экономики может и должна быть значительной. Я могу привести много примеров, когда именно активная позиция властей дала старт бурному росту бизнеса. 30 лет «регулируемого» развития Сингапура привели к феноменальному результату: страна сделала огромный шаг из «третьего мира» в «первый». В 60-е годы Малайзию считали экономически бесперспективной, в 70-е по инициативе властей там стартовала программа «Новая экономическая политика», а во второй половине 90-х страна уже вошла в тройку лидеров глобальной конкурентоспособности.

Иное дело, что жесткий контроль за развитием каких-то проектов, реализацией бизнес-планов, на мой взгляд, оправдан только в случае выделения под них государственных средств, и сводиться он должен к аудиту использования госпомощи. Когда же речь идет о расходовании предприятием собственных средств на развитие (например, решил МАЗ создать новую линию по выпуску автобусов), то вмешиваться в дела компании не следует.

Основной задачей властей должно быть определение будущих точек роста в экономике, и в частности, в промышленности. А вот этим в нашей стране, к большому сожалению, до сих пор серьезно не занялись. Сегодня промышленный комплекс Беларуси состоит из примерно 100 отраслей (!), как у сверхдержавы. При этом от министерств и концернов требуют «сверху» развивать все и сразу. Принято более сотни государственных и отраслевых программ, концепций и стратегий, которые часто плохо коррелируют друг с другом, выполнены без должной оценки рисков, не учитывают реальных финансовых возможностей. Меня очень беспокоит то, что у руководства отраслевых ведомств нет четкого понимания, что происходит, как и куда надо двигаться дальше.

Можно долго и красиво рассуждать о построении «экономики знаний», повышении добавленной стоимости, инновационном развитии. Но для определения точек будущего роста, способных выдержать глобальную конкуренцию, подкрепленных наличием всех видов ресурсов, нужен серьезный анализ и экономические расчеты. На мой взгляд, провести их могут лишь несколько зарубежных организаций с мировым именем и опытом подобных исследований. В свое время их для нас готова была сделать группа экспертов из Гарвардской школы бизнеса во главе с Майклом Портером. Однако стоимость их услуг в 1 млн. USD для белорусской стороны показалась неприемлемой. Мол, у нас есть свои институты, мы и сами с усами — за такие деньги сделаем подобный анализ. Время идет, а серьезных исследований до сих пор нет.

Обнадеживает то, что белорусская деловая общественность в очередной раз инициировала такие работы, а руководство обновленного Совета по предпринимательству при Президенте взяло на себя обязательство изыскать необходимые средства. В настоящее время мы проводим активные переговоры с двумя ведущими зарубежными аналитическими агентствами, так что в течение следующих 6–9 месяцев в результате совместной работы с нашими экспертами планируем разработать платформу предложений и выйти с ней на Президента. Надеюсь, в 2014 г. мы войдем с ясным взглядом на экономику XXI века и место Беларуси в ней.

Беседовал

Алесь ГЕРАСИМЕНКО

Распечатать с изображениями Распечатать без изображений
Разместить рекламу на neg.by